В книге Джошуа Рубинштейна прослеживается личная и творческая биография Ильи Эренбурга, одной из центральных фигур советской культурной истории. Поэт, прозаик, журналист, теснейшим образом связанный с русской культурой «Серебряного века», человек, для которого европейский авангард 1910–1920 гг. был человечески близкой, живой средой, он оказался в эпицентре трагической русской истории XX столетия, ее жертвой, символом, творцом, летописцем. Исследователь использует богатейший мемуарный и документальный материал, значительная часть информации получена им непосредственно от участников событий, друзей и родных Эренбурга в личных беседах

Книга Джошуа Рубинштейна, выдающегося американского специалиста по российским и евразийским исследованиям — это захватывающий рассказ о месяцах до и после смерти Сталина и о том, как они изменили ход истории XX века. Власти опасались, что его смерть спровоцирует панику и беспорядки, которые, в свою очередь, могут поставить под сомнение законность его преемников и авторитет однопартийной системы. Внезапная болезнь и кончина Сталина в марте 1953 года для многих оказались полной неожиданностью. Тиран был полон грандиозных замыслов, он готовился бросить вооруженный вызов новоизбранному президенту США Дуайту Эйзенхауэру, а у себя в стране инициировал жестокую кампанию против советских евреев, после чего намеревался провести чистку в рядах высшего руководства компартии. Теперь давних «соратников» Сталина ждало множество непростых дилемм, в том числе в странах социалистического блока, где давали о себе знать протестные настроения. Яркие страницы книги посвящены противостоянию Берии, Маленкова, Хрущева, сравнению свидетельств очевидцев событий с официальными опубликованными версиями. Особый интерес представляют документы, связанные с международными отношениями, в частности с реакцией администрации Эйзенхауэра и его ближайших помощников на кремлевские инициативы после смерти Сталина. Всего несколько месяцев назад Берия занимал свое место в триумвирате, стоящем у гроба Сталина, и произносил траурную речь. Теперь он был в опале — беззащитный, одинокий и трясущийся на допросах, подобно мириадам его жертв