Инфантильный социализм стал новой религией Большого Запада. После падения Берлинской стены Френсис Фукуяма опубликовал статью, в которой утверждалось, что противостояние двух систем закончилось победой рынка и демократии. Но первые тучи появились на горизонте очень быстро. Сначала на Ближнем Востоке и в Африке, в странах, где еще недавно строили социализм, внезапно появились мощные исламистские движения; потом в Латинской Америке выборы — без всяких отныне субсидий со стороны СССР — стали выигрывать Уго Чавесы и Эво Моралесы; потом все страны СНГ, кроме стран Балтии и Украины, перестали быть демократиями. Но самая большая проблема началась тогда, когда левые начали доминировать в СМИ, в университетах и в избирательном поле Большого Запада. Большой Запад уже сталкивался с этой проблемой в 1930-х гг., когда левые властители дум восхищались советским экспериментом. Большой Запад также сталкивался с этой проблемой в 1968 г. во время студенческих бунтов, когда первое молодое поколение, выросшее после войны в обстановке невиданной дотоле свободы и благополучия, вдруг взбунтовалось против этой буржуазной свободы со словами, что эта свобода — на самом деле рабство. Что хотели бунтари, сформулировать сложно, потому что корни бунта лежали не в политике, а в физиологии. Бунты 1960-х были типичным примером «молодежного пузыря» и бунта благополучных и сытых детей против отцов. Их главной чертой была инфантильность. Проще всего было бы сказать, что эти студенты бунтовали за право вечно оставаться детьми. Именно поколение бунтарей 1968 г. выросло, пришло в университеты и начало устанавливать там все более левую атмосферу. Тем не менее до 1991 г. нерациональные левые нарративы наталкивались на простой вопрос выживания. Если бы в 1980-х Запад выполнял бы все требования борцов за мир, то СССР просто смел бы его с лица земли. Когда враг исчез, пошел процесс конвергенции. С удивительной скоростью возникло и стало развиваться несколько новых нарративов на тему того, почему Большой Запад плох